Симфония тьмы - Страница 86

– Это все ваши домыслы, – окончательно разозлился Оливейра, – мы ни с кем не боремся. Наоборот, мы помогаем многим странам в развитии демократии.

– Которую вы всегда понимаете по-своему, – махнул рукой Дронго и полез в карман за платком: было достаточно жарко. Оливейра моментально выхватил оружие.

– Не двигайтесь!

Дронго осторожно достал платок.

– Вы с ума сошли? – строго спросил он. – Перестаньте суетиться и уберите свое оружие. На нас обращают внимание.

Двое служащих уже подходили к ним на крик Оливейры, разобраться, что происходит. Поняв, что действительно погорячился, Оливейра убрал оружие и обернулся к подходящим людям.

– Все в порядке, – улыбнулся он, – этот человек наш сотрудник.

В театре все знали в лицо менеджера великого Осинского, поэтому никаких лишних вопросов не последовало. Послышался шум открываемых дверей. Из зала начали выходить зрители. Слышались их привычные восторженные голоса. В зале бушевала овация. Раздавались привычные крики «браво».

– Ваши люди хорошо работают, – заметил Дронго, – но на этот раз все напрасно, мистер Якобсон. Можете назвать мне свое настоящее имя. Вы же понимаете, что проиграли.

Вместо ответа Оливейра повернулся, намереваясь уйти.

Дронго взглянул на часы. До назначенного на завтра штурма оставалось не так много времени. Он должен был начаться в пять часов утра. И в этот момент Дронго увидел Моше. Оливейра отошел, даже не попрощавшись, а Моше, увидев разгневанное лицо менеджера Осинского, направился к Дронго.

– Вы все-таки пришли, – покачал он головой.

– Я не мог. Мне нужно было поговорить с Якобсоном, чтобы разобраться до конца. И мне немного жалко Осинского. Поняв, что они раскрыты и с этим агентом влияния у них ничего не получится, они вполне способны убрать несчастного композитора.

– Уже нет, – возразил Моше, – мы получили сведения о том, что они готовят некий «чрезвычайный вариант». Сегодня в три часа дня Рамеш Асанти говорил по телефону с Песахом Якобсоном. Кстати, его настоящее имя – Рамон Оливейра. По решению руководства штурм был перенесен на десять часов.

Штурм должен был состояться завтра в пять часов утра. Если его перенесли на десять, значит, штурм начался сегодня в девятнадцать ноль-ноль, быстро подсчитал Дронго и снова посмотрел на часы: получалось, что в окрестностях Женевы, южнее небольшого городка Каруж, расположенного на самой границе с Францией, уже около двух часов шел бой. И сила была явно не на стороне Фонда.

– Они начали сегодня в семь часов вечера, – словно подслушав его мысли, подтвердил Моше, – поэтому я и приехал сюда за вами. Там уже все кончено, Дронго. Оливейра больше никому не опасен.

– Я в этом сильно сомневаюсь, – пробормотал Дронго. – Как вы узнали об этом? Неужели смогли прослушать беседу Оливейры?

– У него мобильный сотовый телефон со специальной шифровальной системой блокировки любого прослушивания. Но американцы умудряются снимать показания с мембраны телефонного аппарата направленным со спутника лучом. А почему вы спрашиваете?

– Нужно поставить эксперимент, – быстро предложил Дронго, – сообщить Оливейре о нападении на Фонд. Он наверняка держит свой телефон где-то рядом. И тогда можно будет узнать, что именно они собираются сделать. И кому он позвонит в таком случае.

– У вас мозг устроен совсем не так, как у обычных людей, – изумленно заметил Моше. – Кажется, я понял ваш план. Сейчас позвоню Вуду.

– Через две минуты я сообщу Оливейре о случившемся, – пообещал Дронго, – а вы постарайтесь достать мне приглашение на сегодняшний прием. Я обязательно должен быть там.

В зале не прекращалась овация. Люди Фонда действительно умели работать. Дронго прошел к левому коридору; здесь, выйдя из правой ложи, должны были появиться Оливейра и Осинский. Ждать пришлось не две минуты, а целых четыре. Композитора не отпускали благодарные зрители. Наконец он вышел, как обычно, растроганный и почти уверенный в своей гениальности. И увидел Дронго.

– Мистер Саундерс, – бросился к нему растаявший композитор, – где вы были весь вечер? Где Барбара?

– Она скоро приедет, Джордж, – сказал Оливейра, перехватывая его протянутую в приветствии руку и кивая охранникам. Брет и Хуан повели маэстро в его комнату.

– Что вам еще нужно? – сердито спросил Оливейра. – Уходите отсюда! Не нужно его нервировать.

– Я просто хотел сообщить вам некоторые новости, – тихо сказал Дронго. – Два часа назад на ваш центр в Каруже, под Женевой, напали. Кажется, у вашего Фонда там серьезные неприятности.

Менеджер хмуро взглянул на него.

– Что вы об этом знаете?

– Ничего. Просто я хотел вам сообщить. Два часа назад особые подразделения групп специального назначения ЦРУ и МОССАДа начали штурм вашего центра в Каруже. Действия групп контролируются и космическими спутниками разведывательной службы России. У вашего Фонда нет ни единого шанса. Вы были слишком самоуверенны, слишком нагло действовали по всему миру. Против вас три лучшие разведки мира. Вы проиграли.

– Вы блефуете, – подозрительно сказал менеджер, – вы просто блефуете.

– Позвоните своим друзьям и все узнаете сами… – предложил Дронго и добавил: —…мистер Оливейра.

Оливейра хотел что-то сказать, но, услышав свою фамилию, резко повернулся и почти бегом бросился к кабинету, где отдыхал Осинский. Из зала продолжали выходить зрители. Он с трудом протискивался через толпу. Некоторые женщины вскрикивали, мужчины удивленно смотрели на этого невоспитанного хама, так спешившего за кулисы. Несколько человек, узнавших его, понимающе пропускали. Они полагали, что он спешит разделить триумф с композитором.